Ксюха была из второго (и последнего) ютиного помета.
История ее появления на свет уже сама по себе интересна.
Весной на Птичьем рынке, куда я регулярно наведывалась после занятий на площадке (благо, было близко) за кормом для птиц и рыбок. я увидела пожилого мужчину, продававшего двух щенков, явно кавказят, но с ушами. Мимо такого я пройти не смогла! Это сейчас некупированными ушами никого не удивишь, а тогда это был нонсенс.
- Кавказята? - не удержалась я от вопроса.
- Да.
-А почему с ушами?
- Да они с питомника, с чистотой у нас - сами понимаете. Два раза уши резал - два помета потерял. Теперь не режу. Кому нужно - пусть сами разбираются.
- А с какого питомника дети?
- А вам какое дело, все равно ведь не знаете.
- А если знаю - собак покажете?
- А от кого был Икс?
- От Вулкана вашего и Джильды клишинской.
- А Вулкан?
- От Чодра "Красная Звезда" и вашей же Волги.
- А Волга?
- От Слона и Грозы.
Короче, гонял он меня по родословным, наверное, битый час.
- Надо же! Действительно знаешь. Ладно, приезжай на следующей неделе.
И вот я стою в подмосковных Люберцах у калитки питомника завода сельскохозяйственного машиностроения им. Ухтомского. На звонок раздается дружный лай. Открывшему окошечко-"волчок" мужчине с недельной щетиной и явно помятой физиономией объясняю, что я к Василию Егоровичу Егорову.
- Проходите... - калитка приоткрылась, я протиснулась в нее и застыла на месте. В выгуле, отгороженном вдоль забора, выходившего на территорию завода, метался рыже-белый зверь, по внутреннему блоку, натянутому неподалеку от входа на питомник, бегал золотисто-палевый среднего роста пес. Почти желтый, с роскошной гривой - он остался в моей памяти солнечным зайчиком, не могу более точно объяснить эту ассоциацию, видимо, теплый цвет его шкуры в сочетании с быстротой передвижений и внешним обаянием дали вот такой результат.
- Это Дрон, - представил мне палевого "леву" подошедший Василий Егорович. - А в выгуле Алмаз.
И он повел меня вдоль вольеров, занимавших две стороны периметра питомника.
В каждой из небольших (2х2м) кабинок с ревом метались среднего роста крепкие очень активные собаки, так непохожие на привычных московских кавказов - крупных, но сыроватых и флегматичных. В крайнем все кары небесные обещал мне явно преклонных лет кобель - глаза уже подернулись старческой поволокой, а оскаленные клыки были стерты до основания. Но эти основания впечатляли! Каждое размером с большой палец!
- А это Клык. Ему уже 11 лет, но еще ставим его на пост к конторе. Впоследствии я имела возможность убедиться в справедливости его слов. Контору завода было хорошо видно из окна электрички, и проезжая на выставку в Ильинку, я могла наблюдать Клыка на его рабочем месте.
Все увиденное так поразило меня, что я решила просить в клубе направление на вязку к Алмазу или Дрону.
К этому времени в Московском городском клубе "всплыли" вде собаки с родословными завода им. Ухтомского, - собаки, уверенно занимавшие головку рингов любого уровня: от районной до городской - и руководство секции решило сделать инспекционную поездку на питомник.
Возглавившая бригаду экспертов главный специалист по породе Людмила Алексеевна Нефедова потом делилась впечатлениями:
- Я таких породных голов еще не видела! Они безупречны. А движения какие!
Алмаз и Дрон были включены в план племенного разведения. Но Юту направили к Кучуму в питомник Московского Зоопарка. Пришлось договариваться с девочками из зоопарковского питомника, чтобы они написали отказ в вязке. Они пошли нам навстречу. Так путем интриг и заговоров мы и попали на вожделенную "Ухтомку". Дрон накануне вязался с другой сукой, поэтому нам достался Алмаз. Думала, что через год приедем к Дрону, но как показала последующая жизнь, - такие долгосрочные планы практически никогда не сбываются.
Роды были тяжелыми, в живых осталось только два щенка и дальше Юта оставалась бесплодной.
А потом умер сам Василий Егорович. Рассказывали, что перед смертью он своими руками перетравил лучших собак. При всей жестокости этого деяния не могу сказать, что я его осуждаю. Во-первых, о мертвых или хорошо, или.... А во-вторых, я бывала на питомнике несколько раз после смерти "Деда" и видела, во что превратил еще совсем недавно образцовое хозяйство его преемник-пьяница. А ведь этому хозяйству было отдано более 40 лет - вся жизнь!
Как я просила у нового начальника питомника Ладу - внучку Клыка! Хоть на один помет! Сука щенилась в одной "зоне" с кобелем и они, выясняя отношения, давили весь помет. Я мечтала взять ее к себе домой, расщенить и оставить себе только одну суку, а всех остальных щенков вернула бы вместе с мамой обратно в питомник. Не отдал. Так и пропала сука!
Странным образом пропали Алмаз и Дрон. Они не погибли, а были уведены с питомника в неизвестном направлении. В последствии несколько собак попали на Азлк, но это уже другая история.
Вот так на свет появилась Ксюша, официально Алтынай-Юм - рыжее солнышко. Ее выставочная карьера сложилась несколько менее удачно, чем мамина, но она оставила заметный след в породе, ее потомки составили ядро ухтомского поголовья в Московском Областном клубе, а потом в моем питомнике.
Характер ее отличался от ютиного разительно! В отличие от несуетливой Юты она была неугомонна и горазда на всяческие проделки. И главным помощником ее в этом был мой трехгодовалый сынишка. По меньшей мере раз в день они устраивали "гонки по вертикали", когда все в квартире летело кувырком: ребенок и щенок носились по плу, по диванам, по спинкам диванов, под столом, по столу... Во все стороны летели игрушки, оджки, тапочки...
Гостей Ксюха встречала настороженно. Она сопровождала их по квартире, пока была маленькой, а когда подросла, я стала выпускать ее из комнаты только, когда гость был усажен за стол. Тогда Ксюха полезала под стол и клала голову на колени посетителя. Человек мог сколько угодно разговаривать, жестикулировать, пить чай или рассматривать фотографии или книги, но... стоило попытаться взять вещь себе, как из-под стола раздавалось предупреждающее рычание. Один из гостей решил проверить, насколько предупреждение расходится или не расходится с делом и был покусан - не сильно, но ему хватило.
Несмотря на все мои усилия, ОКД мы осилили только на уровне испытаний. Я добилась хорошего подхода, команду "Рядом" она выполняла безупречно, но апортировка была ей абсолютно не интересна, а на охране места она начинала откровенную охоту на фигуранта. Если мама на первом пуске на "задержание" преградила дорогу "нарушителю" и просто не давала ему пройти, то Ксюша азартно преследовала его и схватив за плечо, задними ногами сделала подсечку под колени. После этого уговорить инструкторов пойти под нее в халате было непросто.
На любых соревнованиях, выставках и прочих мероприятиях она неизменно старалась держать под контролем наши пожитки. На первых (и последних) соревнованиях, в которых она принимала участие, после команды "Место!" Ксюха галопом рванула... не к сумке, обозначавшей "место", а за веревочку к нашим вещам. Когда я добежала туда за ней, она гордо лежала около рюкзаков и термосов с видом честно выполненного долга. Судейская брига немало повеселилась, но правила есть правила, и нас разумеется сняли.
Зато Ксюха прекрасно опекала детей. Со старшим - Славкой - у нее сложились приятельские, почти братско-сестринские отношения (спустя годы выяснилось, что втихаря сын прикладывался к ютиной "груди" вместе со щенками: "А у собаки молоко сладкое," - выдал мой - уже изрядно вымахавший отпрыск. "Ты-то откуда знаешь?" "А я юткино молоко пробовал - вкусно!"), младших она охраняла на улице и опекала дома.
Когда родился мой младший сын, Ксюша его "усыновила". Она всегда была рядом с ним: дома, на улице... Стоило Лешке заплакать - она садилась рядом и выводила такие рулады! Ребенок успокаивался мгновенно и засыпал. Зато потом долго приходилось успокаивать соседей. Поэтому я старалась Леху с Ксюшей наедине надолго не оставлять - соседей было жалко. Что интересно, такая же реакция была у собаки на любой детский плач. Дети тоже реагировали одинаково: успокаивались, а мамы хватались за сердце.
На первую вязку мы поехали в Ленинград к Фарту.
С вокзала мы добрались до питомника производственного объединения "Алмаз". Нас встретили у входа в питомник и проводили в бытовку.
Перед нашим появлением "Скорая" увезла с сердечным приступом в больницу работницу питомника Свету Дмитриеву. Естественно, это стало темой обсуждения оставшихся. Мы тихонько сидели в уголке: Ксюха дремала, а я пила чай.
Мы обсудили с девочками достоинства и недостатки моей и их собак, условия вязки (что было несложно, поскольку по племенному положению Досааф им полагался щенок в возрасте 30 дней), потрепались "за жизнь". И вдруг...
Дверь открылась и на пороге возникла небольшого роста светловолосая женщина.
- Света! Откуда ты?!!
- С ума сошла! Тебе же лежать нужно!
- Да вот, ушла под расписку. Выставка на носу - не могла же я питомник бросить, - просто объяснила она свое появление.
- Знакомьтесь: это Света, а это Женя - она из Москвы к Фарту на вязку суку привезла.
Мы пошли к вольерам. Собаки здорово отличались от московских: более высоконогие, с недлинной шерстью, маленькими глубоко посаженными глазами.
Ксюша сама выбрала Фарта. Он отчаянно флиртовала с ним через сетку вольера. Фарт отвечал тем же. Так что вязка состоялась по взаимному согласию.
- У тебя есть, где остановиться? - поинтересовалась Света, когда все было закончено, все всё обсудили и наговорились.
В Ленинграде у меня жила тетя, но в крошечной комнате огромной коммунальной квартиры с собакой даже появиться было нельзя.
- Тогда поехали ко мне.
Пересаживаясь с одного автобуса на другой, мы поехали к ней в старый дом с двором-колодцем, как будто сошедшим со страниц романов Достоевского.
Центр Ленинграда - это много-много асфальта и маленькие скверики и газоны, приподнятые над поверхностью тротуаров, как островки.
Приученная к тому, что по асфальту, где ходят люди, ее либо брали на поводок, либо ограничивали командой "Рядом!", Ксюха не отходила от моей левой ноги, и только проходя мимо очередного газона или скверика, понукаемая командой, устраивала небольшую пробежку. Но зелень быстро заканчивалась, и Ксюха возвращалась в исходное положение.
- Заарестованная! - смеялась Света.
О Свете - Светлане Сергеевне Дмитриевой (Выдумцевой) - нужно рассказать отдельно.
Для меня, начинающего разведенца, Ленинград стал открытием законов зоотехнии в собаководстве.
Принцип московского разведения состоял в "годе кобеля". Его и по сей день практикуют многие клубы и питомники. Сущность его состоит в том, что под чем-либо выделившегося кобеля (Победителя выставок или просто "привозного") ставят всех имеющихся в наличии сук, потом переходят к следующему. Это удобно - можно не ломать голову, кем повязать ту или иную суку, но очень быстро приводит к так называемой "замкнутости кровей" - положению, когда все собаки находятся в тесном родстве друг с другом и приходится искать нового производителя, желательно не родственного уже имеющимся собакам.
Так вот, Ленинград был единственным городом, где велось линейное разведение, и не формально, а по-настоящему: не просто повязали двух красивых собак, посчитали инбридинги (общих предков) и отнесли в какую-нибудь группу. Нет, представители каждой линии или семейства были узнаваемы, отличались поведением, внешностью, характерами. Так "Лимановичи" имели умеренно широкий лоб при значительной общей длине головы, потомки Решада имели очень суровый нрав и содержались в основном в ведомственных питомниках, семейство Ханки было по большей части пятнистым, собаки были контактны, послушны и часто распределялись в городе.
Грамотнейший специалист, видевший собаку не по частям, а в целом, Света стала для меня проводником в мире зоотехнических премудростей в породе. Именно она учила меня строить перспективные планы племенного разведения, выстраивая линии и семейства. определяя перспективы, предполагая возможные достоинства и недостатки будущих щенков. Именно от нее я узнала, что вязка двух красивых собак не всегда дает нужную перспективу:
- Ну повязали, получили щенков, а дальше что с ними делать, с кем их вязать? - спрашивала Света, и я не знала, что ответить.
- Важно не просто получить породное потомство, главное, чтобы это потомство давало детей лучше себя, а внуков лучше детей.
Именно в Ленинграде я впервые столкнулась с тем, что сук судили строже, чем кобелей. Обычно бывает наоборот.
- А почему так? - поинтересовалась я у Л. В. Морозовой, у которой стажировалась в ринге.
- Если кобель не нужен, мы не будем его использовать, даже если он будет Победителем всех возможных выставок, а вот сука обязательно пойдет в разведение, если у нее будет "проходная" оценка.
В дальнейшем я имела возможность убедиться в правоте этих слов.
От Фарта через два месяца родился помет, из которого в Москве не осталось никого. Оставленная себе Сонечка погибла от чумки, а остальные щенки разъехались по городам СССР и даже в Югославию.
Югослав Рудольф Келе работал в Москве на строительстве Экспоцентра на Красной Пресне. Увидел ксюшиного брата Айтака и влюбился. Хозяйка Ташечки дала мой телефон, и Рудольф приехал к нам.
Дашнак вырос великолепным представителем породы и выиграл в течение года все выставки, в которых принимал участие. Об этом рассказал хозяин, приехавший через год в Москву за родословной и привезший мне в подарок пачку фотографий. На одной из них молодой пес сидел в кузове "Лендровера" на фоне заснеженных горных вершин.
- Это я с Дашем в горы ездил, снег ему показывал - у нас внизу снега не было, - пояснил Рудольф.
Через год мы опять приехали Ленинград, на этот раз к аборигену Ломе.
Прибытие в Ленинград партии собак с Северного Кавказа вызвало живейший интерес всех кавказятников.
Рыже-белый Арчил был крепким симпатичным парнем, но для Ксюши ему не хватало "кобелиности" - слабовато был выражен половой тип.
Серо-пегий Тугри даже кобелями-сопородниками не признавался как соперник - они его просто не замечали.
Тигровый Лома мне очень понравился: с очень выразительной головой, чуть ниже среднего роста, он тем не менее производил впечатление мощи.
Был еще тигрово-пятнистый Тигр, но попав в Ленинград, он заболел энтеритом, был в буквальном смысле слова возвращен с Того Света бригадой человеческих реаниматологов, но остался бесплодным. А жаль! Короткшерстный, мощный, как небольшой танк, широкотелый Тигр был бы наилучшей парой для моей Ксюши.
Поскольку детей оставить было не с кем, мы заявились в Питер всей когортой. А теперь представьте "картину маслом" - аэропорт "Пулково", зал прилета, и по проходу идем мы: старший сын - Славка, идет с моим мужем, у меня в коляске двухлетняя дочка, на руках годовалый младший сынишка, а рядом на поводке - Ксюха, "одетая" во вьючную шлейку с вьюками, набитыми до отказа, так что из-под них собаки не видно (тряпки, правда, весили не очень много), а поверх всего... Красный пластмассовый детский горшок, поскольку другой "посудой" дочка пользоваться отказывалась наотрез.
Это зрелище встречавшая нас в аэропорту Света вспоминала до конца своей жизни.
В течение всей этой поездки Ксюха очень переживала за Лешку. Ее было трудно отделить от ребенка - она всеми силами стремилась быть около него. Любимое, пусть и неудобное место было около детской коляски. Из хозяев квартиры доверия удостоилась только Света - остальных Ксюха не подпускала близко, предупреждая рычанием о серьезности своих намерений. Даже на прогулки приходилось брать их вместе - Лешка плакал без няньки, а Ксюха, торопливо сделав самое необходимое, летела обратно в подъезд.
Третья ксюшина вязка состоялась в Москве, опять-таки не без участия Светы.
- А зачем ты в Ленинград ездишь? - спросила она меня во время моего очередного визита в город на Неве. - Разве в Москве нет интересных кобелей?
Я начала мямлить что-то о "свежих кровях", но она перебила меня:
- Давай посмотрим, что есть у вас, с чем можно было бы поработать.
И мы целый вечер перебирали варианты, оценивая экстерьер и происхождение московских производителей.
Остановились на Нухтаре из питомника АЗЛК. Во-первых, он подходил моей собаке по внешним данным, а во-вторых, был "ухтомичем" по происхождению. Так началась закладка первой в московском разведении кровной племенной линии. Эта вязка подарила мне Гирея, Юкагира-Ам. Инбредный на Алмаза (п-к з-да им. Ухтомского), он унаследовал тип отца и характер мамы. Его потомки и по сей день живут в моем питомнике.
